— Я слышала, что многие не вполне разбирали, что говорит Тинталья, а некоторые не понимали ее речи вообще. Но никогда не думала, что ты окажешься так обделен. Что же нам теперь делать, Седрик? Как ты будешь записывать наши разговоры?
— Разговоры?
Его злила эта детская фантазия о разговорах с драконом. Примерно так же, как манера некоторых людей здороваться с собаками и спрашивать у них: «Ну как наши дела, дружок?» От женщин, разговаривающих со своими кошками, его и вовсе трясло. Элис, как правило, не делала ни того ни другого, и он думал, что ее реплики к дракону — новое нездоровое влияние Дождевых чащоб. Но настаивать на том, что дракон разговаривает, и жалеть Седрика — это было уже чересчур.
— Я все запишу — как записал бы разговор с коровой. Или с деревом. Элис, это смешно. Я признаю — должен признавать, — что драконица Тинталья умеет делать так, что ее понимают. Но это создание? Ты посмотри на него!
Дракон скривил губы и издал однотонный шипящий звук. Элис покраснела. Юная девушка из чащоб, стоявшая рядом с драконом, проговорила:
— Она просит передать тебе, что хоть ты и не понимаешь ее, она все равно понимает каждое твое слово. И что дело не в ее речи и не в твоем слухе, а в твоем разуме. Люди, не способные услышать драконов, были всегда. Обычно они оказывались самыми заносчивыми и невежественными.
Подумать только!
— Веди себя прилично, девочка, когда разговариваешь со старшими. Или в Дождевых чащобах этому уже не учат?
Драконица зашипела. Седрика обдало жаром и вонью полусгнившего мяса, которое она только что съела. Он с отвращением отвернулся.
Элис воскликнула:
— Он не понимает! Он не хотел оскорбить! Он никого не хотел оскорбить! — Она схватила его за руку. — Седрик, с тобой все в порядке?
— Эта тварь рыгнула мне в лицо!
Элис сдавленно хихикнула. Ее била дрожь.
— Рыгнула? Ты так думаешь? Ты даже не понял, как тебе повезло. Если бы ее ядовитые железы созрели, от тебя бы только лужица осталась. Ты вообще знаешь хоть что-нибудь о драконах? Не помнишь, что стало с калсидийцами, которые напали на Удачный? Тинталья всего лишь плюнула на них. Ее плевок разъедает броню. А уж кожу и кости — и подавно. — Элис перевела дух и добавила: — Ты нечаянно оскорбил ее. Думаю, тебе лучше прямо сейчас вернуться на корабль. Мне нужно время, чтобы объяснить это недоразумение.
Девочка из чащоб снова заговорила. Голос у нее был хрипловатый, на удивление богатое контральто. Взгляд серебряных глаз вселял беспокойство.
— Небозевница согласна с госпожой. Главнее ты здесь или нет, а она говорит, что ты должен уйти с драконьего поля. Немедленно.
Седрик почувствовал себя по-настоящему оскорбленным:
— Не думаю, что ты можешь указывать мне, что делать.
— Небозевница? — перебила его Элис. — Это ее имя?
— Это я ее так зову, — смущенно призналась девушка. — Она сказала мне, что истинное имя драконы так просто не выдают, надо заслужить.
— Да, я понимаю, — отозвалась Элис. — Истинное имя дракона — это особое дело. Ни один дракон так просто его не назовет.
Она обращалась с хранительницей, как с очаровательным ребенком, встрявшим в серьезный разговор взрослых. Девчонке, как заметил Седрик, это не нравилось.
Элис снова повернулась к дракону. Тварь подошла совсем близко и нависала над ними. Ее глаза цвета полированной меди сверкали на солнечном свету. Драконица не отрывала взгляда от Седрика.
Элис снова заговорила с ней:
— О, великая и прекрасная, знать твое истинное имя — это честь, которую я надеюсь однажды заслужить. Но я буду рада назвать тебе мое. Я — Элис Кинкаррон Финбок. — И она — подумать только! — присела перед этой тварью в реверансе, да так низко, что едва не шлепнулась в грязь. — Я проделала долгий путь из Удачного, чтобы увидеть тебя, услышать и поговорить с тобой. Надеюсь, мы побеседуем подольше и я смогу много узнать о тебе и почтить мудрость твоего народа. Слишком много лет минуло с тех пор, как люди имели счастье жить подле драконов. Боюсь, то немногое, что мы знали о вас, забыто. Я бы хотела восполнить этот пробел.
Элис указала на Седрика.
— Я привела его с собой, чтобы он записывал все, чем ты пожелаешь поделиться со мной. Я прошу прощения, что он не может слышать тебя. Уверена, если бы он мог, то быстро бы понял, сколь ты мудра.
Дракон снова зарычал. Девчонка-хранительница посмотрела на Седрика и сказала:
— Небозевница говорит: даже если бы ты мог разбирать ее слова, то, по ее мнению, ты все равно не сумел бы понять, что она обладает разумом и мудростью. Потому что у тебя самого их попросту нет.
Этот «перевод» был сделан явно с намерением оскорбить. Девчонка стрельнула глазами в сторону Элис. Однако та если и поняла ее враждебность, то не обратила внимания и тихо, но твердо сказала Седрику:
— Поговорим, когда я вернусь на корабль, Седрик. Если можно, оставь мне свои письменные принадлежности. Я попробую записать хоть что-нибудь из нашего разговора.
— Разумеется.
Он постарался, чтобы в ответе не прозвучали горечь и разочарование. И подумал, что давным-давно научился разговаривать учтиво даже после того, как Гест прилюдно устраивал ему словесную порку. Это было не так уж трудно. Главное — отказаться от малейших проявлений гордости. Но Седрик никогда не думал, что это умение пригодится ему в общении с Элис. Он отдал ей ящик с письменным прибором и мысленно злорадно усмехнулся, когда Элис охнула от неожиданной тяжести своей ноши.
«Пусть потаскает, — мстительно подумал Седрик. — Пусть поймет, на что я был готов ради нее. Может, хоть поблагодарит».