Хранитель драконов - Страница 61

— Женщина не может заставить свое тело зачать, — осмелился заметить Седрик.

Он никогда не отличался храбростью и потому не добавил: «И в одиночку зачать дитя она тоже не может». Он знал, что такое Гесту говорить не следует. Но хотя эти слова не были произнесены, Гест словно услышал их.

— Быть может, женщина и не способна заставить себя зачать, но существует множество способов, чтобы предотвратить зачатие. Или избавиться от ребенка, которого она не желает вынашивать.

— Не думаю, что Элис стала бы так поступать, — тихо возразил Седрик. — Мне она кажется очень одинокой. Она обрадовалась бы появлению ребенка. К тому же она поклялась подарить тебе наследника. И не станет нарушать свое слово. Я знаю Элис.

— Вправду знаешь? — Гест словно выплюнул эти слова. — Тогда ты бы очень удивился, если бы слышал наш сегодняшний разговор! Она практически отказалась выполнять свой супружеский долг до тех пор, пока не съездит в эти дурацкие Дождевые чащобы. Лепетала какую-то чушь насчет того, что не желает путешествовать беременной. А затем возложила на меня всю вину за то, что все еще не понесла! И угрожала публично опозорить меня за это! Будто это моя неудача!

Он схватил со стола сделанную из слоновой кости подставку для перьев и швырнул ее об пол. Хрустнула резная кость, и Седрик слегка вздрогнул. Ярость Геста вырвалась наружу, а завтра, когда он вспомнит, как сломал дорогую вещь, снова разозлится.

Гест злобно выдохнул сквозь зубы:

— Я не потерплю этого! Если мой отец прочтет мне еще одну нотацию или даст еще один совет, как сделать этой рыжей корове теленка, я…

Он задохнулся от гнева и досады. В последнее время стычки Геста с отцом стали чаще, и каждая из них портила ему настроение на несколько дней.

— Это не похоже на ту Элис, которую я знаю.

Седрик постарался увести разговор в сторону. Он понимал, что вступает на зыбкую почву. Гест хорошо умел преувеличивать или преподносить происходящее так, чтобы выгородить себя, но редко лгал напрямую. Если он сказал, что Элис угрожала ему, значит, так она и поступила. И все-таки Седрику это казалось странным. Элис, сколько он ее знал, была мягкой и застенчивой. Впрочем, временами она становилась очень упрямой. Простиралось ли ее упрямство до того, чтобы шантажировать мужа? Седрик не был уверен. Гест прочел эту неуверенность на его лице и покачал головой.

— Ты по-прежнему считаешь ее девочкой-ангелочком, которая дружила с тобой, когда никто больше не хотел? Может быть, когда-то она такой и была, хотя лично я в этом сомневаюсь. Я подозреваю, что она была добра к тебе просто потому, что сама была такой же неуклюжей неудачницей-изгоем. Вы были не более чем товарищами по несчастью. Или родственными душами, если тебе так больше нравится. Но сейчас она не такова, друг мой, и ты не должен позволять старым воспоминаниям сбивать тебя с толку. Она выжала все, что могла, из наших отношений за столь малую цену, какую только можно представить.

Седрик молчал. Неуклюжий неудачник, с которым никто не желает дружить. Изгой. Эти слова звенели у него в ушах, царапая, словно камешки с острыми краями. Да, он был именно таким.

Гест, как всегда, сказал правду. Но как ловко он облекал ее в мелкие, но болезненные и при этом неоспоримые оскорбления! Непрошеные воспоминания вновь нахлынули на Седрика. Жаркий летний день в Калсиде. Они с Гестом приглашены на послеполуденный отдых в купеческий дом. Для развлечения им показали дикого вепря, посаженного в круглую яму. Гостям раздали маленькие дротики и трубки, чтобы выдувать эти дротики. Все от души веселились, доводя до неистовства пойманное животное и стараясь вонзить дротики в самые уязвимые места. В финале представления в яму спустили трех огромных псов, дабы прикончить зверя. Седрик хотел встать со скамьи и уйти. Гест крепко схватил его за руку и прошипел: «Останься. Или нас обоих сочтут не только слабыми, но и невежами».

И он остался, хотя зрелище было ему отвратительно.

Нынешние колкости напомнили Седрику те издевательства над вепрем. Тогда у Геста был точно такой же взгляд — бесстрастный и расчетливый. Ранить побольнее в самое чувствительное место. Изящный рот сжат в прямую линию, зеленые глаза прищурены и холодны, словно у охотящегося кота.

— Я не был изгоем, — негромко сказал Седрик. — Элис была моим другом. Она приходила в гости к моей сестре, но всегда находила время поговорить и со мной. Мы обменивались любимыми книгами, играли в карты, гуляли в саду. — Он вспомнил себя тогдашнего: изгой среди сверстников в школе, головная боль для отца, объект насмешек для сестер. — Я больше ни с кем не дружил, — признал он, ненавидя себя за эти предательские слова. — Мы помогали друг другу.

Это тихое замечание, казалось, тронуло и отчасти смягчило Геста.

— Уверен, так оно и было, — согласился он. — И маленькой девочке, какой она тогда была, наверняка льстило внимание старшего мальчика. Может быть, она даже была влюблена в тебя. — Он улыбнулся Седрику и добавил: — Разве я могу ее винить? Это было неизбежно.

Седрик смотрел на него, затаив дыхание. Гест ответил ему твердым взглядом. Теперь его глаза приняли цвет мха, растущего в тени деревьев. Седрик отвернулся, сердце в груди сжалось. Проклятье! Откуда у Геста такая сила? Как ему удается сперва больно ранить, а миг спустя совершенно растопить сердце?

Он перевел взгляд на собственные руки, все еще сжимающие голубую рубашку Геста.

— А ты хотел бы, чтобы все было по-другому? — тихо спросил он. — Я так устал от обманов и трюков. Так устал играть свою роль.