— Что будем делать? — спросил он, словно Тимара могла это знать.
— Не знаю, — тихо ответила она. — А что мы можем?
— Думаю, нужно сделать лучшее, что можно, а потом идти дальше, — сказал Грефт.
Говорил он негромко, но его слова услышали все. Тимара бросила на него косой взгляд. Она все еще не простила ему того лося. Тогда она не стала поднимать шум при всех, однако с тех пор избегала разговоров с ним, Кейзом и Бокстером. Тимара наблюдала за ними, видя, как Грефт пытается установить свое главенство и поставить остальных хранителей в подчиненное положение, но ничего не говорила. А сейчас она расправила плечи и вскинула голову, приготовившись к стычке.
Сильве неожиданно обернулась и посмотрела на всех собравшихся. Она уже не плакала, но слезы оставили на щеках красные дорожки.
— Лучшее? — сиплым голосом спросила она. — Что это значит? Что тут, по-твоему, лучшее?
Плотное, словно одеяло, молчание окутало собравшихся. Сильве стояла, чуть подавшись вперед и сжав пальцы в кулачки. Все ждали, что скажет Грефт. Впервые со дня знакомства с ним Тимара видела его в замешательстве. Молодой человек обвел взглядом присутствующих. Было странно видеть, как он облизывает розовым человеческим языком чешуйчатые края своего безгубого рта.
«Что он высматривает? — гадала Тимара. — Принятие своего главенства? Желание следовать за ним и жить по его новым правилам?»
— Этот дракон умрет, — тихо сказал Грефт. Тимара заметила, как исказилось лицо Сильве — та едва удержалась, чтобы не закричать. — А когда он умрет, его тело не должно пропасть понапрасну.
— Конечно нет, — отозвался Рапскаль, нарушив молчание, которое остальные хранили так упорно, словно сговорились. Его ломающийся мальчишеский голос резанул ухо после речи Грефта, такой взрослой и рассудительной, и от этого слова Рапскаля прозвучали глупо, хотя он высказал вслух то, что думали все. — Драконы съедят его, чтобы получить его воспоминания. И чтобы насытиться. Все это знают. — Рапскаль оглядел хранителей, улыбаясь и кивая, но улыбка вскоре сошла с его лица — казалось, их молчание и неподвижность удивили его.
Тимара снова сосредоточила внимание на Грефте: его лицо приняло терпеливо-усталое выражение, как будто Рапскаль сморозил явную чушь. Но когда Грефт заговорил, слова его звучали неуверенно, словно он надеялся, что кто-то выскажет все это вместо него.
— Его тело можно использовать и лучшим образом, — сказал он и надолго замолчал.
Тимара затаила дыхание. К чему он клонит? Грефт обвел всех взглядом, собираясь с духом, чтобы продолжить:
— Ходили слухи о предложении…
— Плоть драконов принадлежит драконам.
Это произнес не человек. Несмотря на свои немалые размеры, золотой дракон мог передвигаться практически бесшумно. Сейчас он возвышался над собравшимися людьми, подняв голову так высоко, что смотрел на Грефта сверху вниз. Хранители расступились, пропуская его, — словно водоросли, раздвигаемые течением реки. Меркор величественно прошествовал мимо них. Тимара отметила, как он прекрасен. С начала путешествия он набрал вес и силу и уже начал выглядеть так, как и должен выглядеть дракон. Из-за увеличившихся мышц лапы его стали более пропорциональными. Похоже, даже хвост удлинился. Лишь недоразвитые крылья нарушали великолепие. Они по-прежнему оставались слишком маленькими и казались слишком слабыми, чтобы выдержать хоть часть его веса.
Изогнув длинную шею, он обнюхал тело медного дракона. Потом повернул голову и уставился на Грефта.
— Она еще не мертва, — холодно сказал Меркор. — Рановато торговать драконьей плотью.
— Она? — ошеломленно переспросил Татс.
— Торговать плотью? — В голосе Рапскаля звучал ужас.
Но Меркор не ответил ни на их вопросы, ни на шепотки, пробежавшие среди остальных хранителей. Он снова опустил голову, чтобы еще раз обнюхать медную драконицу, и с силой толкнул ее носом. Та оставалась недвижимой. Золотой дракон повернул голову, внимательно глядя на людей. Его чешуя сияла на солнце. Тимара силилась понять, что выражают его блестящие черные глаза, и не могла.
— Сильве, останься со мной. Остальные пусть уходят. Это вас не касается. Это вообще не касается людей.
Тимара почти видела, как девочку потянуло к дракону. Его голос был чарующим: глубоким, как тьма, и густым, как сливки. Сильве подошла и прижалась к дракону, словно впитывая утешение и силу.
— А можно, Татс и Тимара тоже останутся? — застенчиво спросила она, немного успокоившись. — Они помогали мне заботиться о Медной.
— И я! — заявил Рапскаль, верный своей привычке говорить без раздумий. — Я тоже должен остаться. Я их друг.
— Не сейчас, — непреклонно ответил дракон. — Им нечего здесь делать. Ты остаешься, чтобы быть со мной. Я присмотрю за этой драконицей.
В его слова была вложена незримая сила. Тимара почувствовала, что ее не просто отпускают, но выталкивают — так взрослые непреклонно прогоняют ребенка из комнаты больного. Она обнаружила, что уже повернулась и идет прочь — хотя сама и не думала это делать.
— Нужно проверить, как там Небозевница, — объяснила она Татсу, словно извиняясь за свой уход.
— Я тоже это почувствовал, — прошептал юноша.
— Синтара, — произнес позади них Меркор.
От неожиданного озарения по спине Тимары пробежала дрожь. Голос дракона вибрацией отдавался во всем ее теле.
— Драконица, которой ты служишь, носит имя Синтара. Я знаю ее истинное имя и знаю, что она должна была сказать его тебе. Знай же его.